Путешествие с шаманом в Нижний и Верхний Миры

Эта книга — о Пути Знания. О том, что он ждет каждого и зовет каждого. О том, что он открыт не только для исключительных личностей — на этом Пути может оказаться любой, кто услышал Зов и откликнулся на него… Совершив вместе с героями потрясающее путешествие за пределы обыденности, к Тайнам мира, к самой границе возможностей человека, вы почувствуете, что значит быть ищущим и как все меняется, когда поиск становится предназначением.

***

Выйдя во двор, я увидел недалеко от хижины круг из больших камней, выложенных на земле. Шаман Етэнгэй стоял возле него; в руках у него была огромная курительная трубка, которую он раскуривал, — из нее шел дымок. В нескольких метрах поодаль горел костер; рядом с ним были навалены охапки каких-то хвойных веток. Айын куда-то исчезла. Я подошел.
Продолжая попыхивать трубкой, шаман велел мне становиться в центр круга. Чувствовал я себя, мягко говоря, неловко. Кроме этого, мне претила сама мысль о том, чтобы участвовать в каких бы то ни было шаманских обрядах; а что задумал делать со мной этот необычный старик, было непонятно, и это вселяло некоторое беспокойство.

«Это ж надо, — изгнание духов! Вот дожил!» — усмехнулся я сам себе, становясь в круг. Но делать было нечего.
Етэнгэй, казалось, не обращал внимания на мое смущение. Он деловито обошел вокруг меня, не заходя за камни и как бы присматриваясь ко мне. Потом он остановился напротив меня, глубоко затянулся и неожиданно с силой выпустил прямо мне в лицо струю дыма. Дым был не табачный, а какой-то другой, едко-пряный и удушливый. От него тут же защипало в глазах и запершило в горле. Для меня, никогда в жизни не курившего, это было совсем непривычно, и я тут же закашлялся; глаза заслезились.
— Ничего, терпи! — подбодряющим тоном сказал шаман.
Он сделал несколько шагов и снова, сделав затяжку, обдал меня дымной струей, но теперь уже несколько сбоку. Затем он еще несколько раз проделал эту процедуру, обходя и обкуривая меня со всех сторон.
— Все, выходи! — скомандовал он. — Теперь иди к костру!

Я вышел из дымного облака, продолжая откашливаться. Етэнгэй тем временем взял одну из лежавших на земле охапок и бросил в костер. Пламя тут же с радостным треском охватило ветки; вверх взвились клубы сизо-белого густого дыма. Приблизившись, я увидел, что для костра были приготовлены ветки можжевельника. Дым от него был несколько приятней, но ненамного.
— Иди вокруг костра! — распорядился старик. — И не спеша!
Я стал медленно обходить костер. Тем временем Етэнгэй подбросил в огонь еще веток, и костер разгорелся сильнее. Мне становилось жарко.
«Боже мой, чем я занимаюсь?!» — вертелась в голове одна мысль.
Но тут произошло нечто такое, что совсем повергло меня в смятение. Я вдруг увидел, что поблизости стоит Айын! Я не заметил, когда она появилась рядом, и в первый момент ее не узнал. Она была одета совершенно по-шамански! На ней было национальное одеяние, похожее на то, в которое был одет Етэнгэй, — нечто среднее между рубахой и платьем с длинными широкими рукавами, расшитое бисером и кусочками кожи. На шее висело большое ожерелье из звериных клыков, а на запястьях — какие-то причудливые металлические браслеты; волосы были повязаны лентой. В руках она держала бубен — тот самый, который я видел в хижине. Косметики на лице не было, но зато оно было разрисовано черными и красными полосами. Вот теперь она действительно выглядела, как настоящая шаманка! В ней не было ничего общего с той импозантной миловидной дамой, с которой я вчера пил кофе на кухне.
Я несколько секунд стоял как истукан, не веря своим глазам и не в силах оторвать взгляда от такого зрелища. Для меня это было настоящим театром одного актера!
— Не отвлекайся! — вернул меня к делу окрик старика.

Я побрел дальше. Трудно описать, что творилось у меня в голове. Етэнгэй, ни на секунду не отлучавшийся от меня, продолжал подкидывать ветки в костер. Огонь разгорался все с большей силой. Жар нарастал, и я стал обливаться потом. Дышать становилось все труднее, голова кружилась.
— Теперь в другую сторону! — скомандовал старик, неотрывно наблюдавший за мной, и сделал Айын рукой какой-то знак.
Я развернулся и стал описывать круг в обратном направлении. Одновременно Айын, пританцовывая, начала равномерно ударять в бубен. Он отзывался каким-то странным глуховатым гудением, к которому добавлялось звонкое дребезжание многочисленных мелких колокольчиков по краям.
Жара стала почти нестерпимой. Я ничего не видел: катившийся с меня градом пот и слезы застилали глаза. Я слышал только удары бубна, которые словно намеренно были синхронизированы с ударами сердца. Каждый удар отдавался в голове и проникал в самые глубины моего существа. Постепенно жара стала отступать, и я почувствовал в теле необычную легкость. Через некоторое время я перестал ощущать землю под ногами и даже свое тело. Потом для меня вдруг исчезли и жар, и едкий дым: я словно впал в какой-то транс, продолжая двигаться вокруг костра как бы по инерции. Из всех ощущений остались только эти непрерывные удары, которые вытеснили из моего сознания всю действительность, — как будто я весь превратился в одно огромное сердце, которое с каждым ударом увеличивалось в размерах! Оно раздувалось, не прекращая оглушительно биться, пока не заполнило весь мир, всю Вселенную. Это было неописуемое, захватывающее дух чувство — пульсировать в ритме со всем сущим, быть самим этим пульсом!

Потом сердцебиение начало замедляться, и сердце съеживаться. Удары стихали и раздавались реже. Это продолжалось до тех пор, пока источник пульсаций не стал совсем медленным и тихим. Несколько секунд я чувствовал себя воронкой, втягивающей эти биения, и в какой-то момент центр этой воронки оказался у меня в груди. Звук почти затих. Я открыл глаза и сделал несколько судорожных вдохов. После угасания вселенского ритма внутри царила какая-то опустошенность.
Костер уже догорал. Я стоял около него, по-прежнему в чем мать родила, весь пропахший дымом, не в состоянии прийти в себя. Айын и Етэнгэй стояли в двух шагах и смотрели на меня — похоже, им было весело от этой затеи. В руках у каждого из них было внушительных размеров ведро с водой. Не успел я сообразить, что они собираются сделать, как они по очереди окатили меня ледяной водой с разных сторон. Я аж подпрыгнул.
— Ну, как самочувствие? — с иронией в голосе осведомился старик.
— Да вроде… ничего, — отфыркиваясь, ответил я. Внезапный холодный душ и вправду оказал отрезвляющее действие.
— Держи, — Етэнгэй протянул мне огромное махровое полотенце.
Я обтерся. После всей этой процедуры ко мне вернулась бодрость. Айын тем временем опять скрылась в хижине.
— Теперь тебе предстоит прогуляться по Нижнему миру, — сказал Етэнгэй. — Для этого тебя нужно на время закопать в землю.
— В землю? — тут я снова чуть не лишился дара речи. Этого мне только не хватало! А я-то полагал, что на сегодня мои мытарства закончены.
— Да, земля обладает огромной целительной силой. Ведь все мы — ее дети. И солнца, конечно, — ответил старик. — Она тебе обязательно поможет.
С этими словами он дал мне знак идти за собой. Мы подошли к неглубокой канаве, дно которой было выстлано шкурами.
— Это я специально для тебя вчера выкопал, — пояснил шаман. — Здесь тебе надо лежать неподвижно.
— И… как долго? — упавшим голосом спросил я. Такое времяпрепровождение трудно было назвать привлекательным.
— До тех пор, пока не вернешь силу, — без всякой жалости отрезал шаман. Потом, видя мою удрученную мину, добавил уже мягче: — Пойми, все это нужно, прежде всего, тебе самому, хотя ты этого усвоить пока не в состоянии.

К нам подошла Айын. Она принесла еще три оленьи шкуры, одна из которых была скатана в виде валика.
— Это тебе, чтобы не замерзнуть, — сказала она. — Этой оберни тело, а вот этой — ноги.
Они с дедом помогли мне обернуться в шкуры, которые показались мне страшно неудобными и колючими, и улечься в яму на спину. Под голову Айын положила мне валик из шкуры.
— Удобно? — спросил Етэнгэй. Я увидел в руках у него лопату.
Я ответил, что пока вполне терпимо, даже уютно.
— Ну и прекрасно! — сказал старик и начал забрасывать меня землей. Когда меня всего покрыл слой сантиметров двадцать толщиной, он остановился. Снаружи у меня торчало только лицо. Я испытывал, наверное, то же, что и туго спеленутый младенец.
«Или личинка в коконе», — подумал я, и самому мысль показалась смешной. «Личинка кого?» — тут же спросил я себя, и от этой мысли стало не по себе. Мне вспомнилось, как однажды, еще во время учебы в университете, Виталий говорил, что человек рождается для того, чтобы осуществить свою индивидуальную эволюцию. Он тогда пояснил, что это можно проиллюстрировать на примере неуклюжей безобразной гусеницы, которая, проходя через стадию куколки, превращается в свободно порхающую прекрасную бабочку. Но люди в большинстве своем предпочитают оставаться гусеницами; некоторых что-то подталкивает к развитию, но они застревают на всю жизнь в состоянии куколки; и лишь единицы становятся бабочками. Тогда эта метафора произвела на меня сильное впечатление. Удалось ли ему самому стать бабочкой? И если удалось, то где сейчас она порхает?

Занятый этими размышлениями, я не заметил, как Айын со своим дедом оставили меня одного. Сначала я пребывал в некотором возбуждении; в голове мелькали тревожные мысли о том, сколько мне придется пролежать здесь. Но постепенно на смену беспокойству пришли умиротворение и расслабленность. Все эмоции куда-то улетучились. Холода не чувствовалось — шкуры и вправду хорошо сохраняли тепло и уже не казались такими колючими. Я пролежал так полтора или два часа — трудно было сказать, так как время для меня будто остановилось. Потом послышались шаги. Передо мной снова появился Етэнгэй, но Айын с ним не было. В руке он держал какой-то небольшой предмет. Я пригляделся и скорее догадался, чем узнал, что это был национальный музыкальный инструмент, наподобие губной гармошки, который часто звучит в фильмах про северные народы. Как же он называется, думал я, где-то ведь то ли слышал, то ли читал, но сейчас не вспомню, варган, кажется, или хомуз?
Мне пришла в голову забавная мысль, что Етэнгэй пришел петь мне колыбельную, и я заулыбался. Но тот как-то не разделял моего веселья. Сев на чурбак рядом со мной, он строго сказал:
— Сейчас смех в сторону! То, что сейчас я буду делать, для тебя очень важно. Закрой глаза и старайся сосредоточиться на звуке! Он унесет тебя в Нижний мир. Дыши глубоко и медленно. И главное — ничего не бойся, я буду помогать тебе.

***

Сказанное Етэнгэем сразу вернуло меня в настороженно-собранное состояние. Я закрыл глаза и стал дышать, как мне велел шаман. Через минуту я услышал странные повторяющиеся звуки — вибрирующие на низкой частоте, они вызывали в голове и всем теле что-то вроде ответной щекотки. Все мысли и чувства куда-то вмиг исчезли, остались пустота и эти завораживающие звуки. Потом я перестал различать промежутки между ними. Они превратились в одну басовито-обволакивающую ноту, которая лилась и лилась, как бы растекаясь вокруг своего источника во всех направлениях мягкими волнами и заполняя все окружающее пространство. Чуть позже звук превратился в сплошное нарастающее гудение, к которому постепенно подключилось все сущее. Теперь у звука не было отдельного источника, он шел откуда-то снизу, казалось, из самых земных недр, во всех направлениях — за облака, за горизонты, сквозь все времена и пространства. Я понял, что слышу голос самой Земли. Она была живым организмом! И она непрерывно разговаривала со всем, что двигалось, чувствовало, дышало, — со всем живым на ее поверхности!
Внезапно передо мной, подобно цветному слайду, вспыхнуло осознание себя здесь и сейчас. И тут же вся моя жизнь стала прокручиваться перед глазами во времени назад, как если бы на каком-то внутреннем кинопроекторе была записана вся моя биография, и сейчас я смотрел фильм о самом себе, но в обратном порядке. В памяти с мельчайшими подробностями, которые казались навсегда похороненными в каких-то неведомых внутренних тайниках, вспыхивали и исчезали яркие картины моей работы, студенчества, школы, детства. У меня захватило дух от ретроспективной панорамы собственной жизни, которая разворачивалась на моих глазах. Это было что-то грандиозное, не передаваемое словами, — я словно заново проживал свою жизнь! Даже первые смутные впечатления и воспоминания детства, младенчества — даже эти мгновения вспыхивали насыщенными красками, звуками, запахами. Это все было — и это происходило снова, в настоящий момент! Я вновь смотрел на мир глазами ребенка и впервые познавал его — он казался таким огромным, таинственным и прекрасным!

Кино продолжало крутиться назад. Я видел себя катающимся на санках с горки; бегущего на нетвердых еще ногах по зеленой лужайке; слышал материнский голос, который звал меня по имени; видел себя на руках у отца, который подбрасывал в воздух и ловил меня, визжащего от восторга; видел лицо матери, склонившейся надо мной — маленьким комочком, хнычущим в своей детской кроватке. Потом я услышал свой первый крик — крик, которым я возвестил о своем появлении на свет! Я был новорожденным! Потом меня поглотил мрак, все ощущения исчезли, но я был, я сохранял осознание себя и продолжал существовать! Единственное, что я чувствовал, — абсолютную защищенность и уют; я был един с чем-то большим и бесконечно родным, что давало мне жизнь, питало и оберегало меня. Я понял, что был эмбрионом в материнской утробе!
Потом и это ощущение растворилось в небытии. Остался только непрерывный низкий гул, заполнивший весь мир. Я чувствовал, как все мое существо входит в резонанс с этим всеобъемлющим гудением, как оно растворяется, подобно кусочку сахара в стакане чая, как оно сливается с этим гулом в общем непрерывном потоке и становится его частью. Я уже не был чем-то отдельным — я был одним целым с этой вездесущей вибрирующей энергией, не имеющей ни начала, ни конца.
Затем звук стал менять тональность и как бы расщепляться на различные оттенки и обертоны. Что-то стало меняться то ли в самом звуке, то ли в моем восприятии — этого нельзя было различить, потому что отдельно не существовало ни меня, ни звука, ни моего восприятия. Было только непосредственное переживание того, как звуковые волны, — вибрирующие сначала в унисон, потом на разные лады — во мне, снаружи и повсюду — стали приобретать качество цвета. Это было ощущение, совершенно непереводимое в слова, — звуки и цвета воспринимались как аспекты чего-то общего, изначально единого и бесконечно глубокого. То, что было окружающей реальностью, каким-то одним непостижимым способом виделось и слышалось одновременно! Ко мне словно медленно возвращалось зрение, способность различать цвета и светотени, но оно было каким-то особенным. Это было чувство, более всего похожее на зрение, но оно воспринимало все окружающее не с поверхности, а как бы изнутри. Оно казалось дополненным и усиленным осязанием, как будто всякая вещь имела свой неповторимый вкус и фактуру, и я пробовал все глазами, как языком и руками одновременно. Точнее это ощущение мне было бы не передать.

То, что развертывалось передо мной, поражало своим великолепием. У меня не было ни органов чувств, ни вообще тела — я парил над землей на высоте птичьего полета. Подо мной простиралась все та же тундра, трава, камни, глубоко вверху — высокое небо и неспешно плывущие в нем облака. Но все светилось и мерцало каким-то неярким светом, идущим изнутри. Свет был неопределенного цвета, скорее желтого, но переливающимся всеми оттенками, и это был теплый, живой свет! Все вокруг было живым — даже камни!
Я купался в самом океане жизни, я чувствовал биение ее пульса, я был ничтожно малой ее единицей и находился в неразрывном единении с ней. Никакой разделенности внутри этой изначальной слитности просто не могло существовать — такое состояние было просто иллюзией, в которой я почему-то так долго пребывал до сих пор. Это было изумительное переживание.
Я ощущал себя всеми формами жизни — и чайкой, несущейся над морским простором; и кречетом, который пикировал над тундрой, высматривая добычу. Я испытывал то же, что и песец, вынюхивающий леммингов под снегом; то же, что и сам лемминг, забившийся в страхе в свою глубокую нору. Я был северным оленем, призывающим самку, и был голодным волком, идущим по его следу. Я слышал, как пробуждается в мерзлой почве, растет и тянется вверх весенняя трава; чувствовал, как деревья радуются солнцу. Это была извечная, непрекращающаяся драма жизни, бесконечная борьба за существование, и я был ее наблюдателем и непосредственным участником.

И еще в этой субстанции жизни было что-то такое, что я постоянно — видел? ощущал? — нечто вроде завихрений, больших и малых, самой разной формы, которые возникали, трансформировались и рассеивались, ни разу не повторяясь, как будто стремясь стать чем-то, во что-то оформиться. Они вели себя тоже как отдельные, самостоятельные существа, но у них не было ни тела, ни какой бы то ни было вообще биологической организации. Вихри эти, как я понял, были какими-то пробными заготовками живых форм, с которыми экспериментировала сама жизнь. Это непрерывное творчество природы было совершенно захватывающим зрелищем — любоваться им можно было бесконечно.
Вдруг что-то — то ли изнутри, то ли снаружи — сконцентрировало меня из этой среды, собрало воедино мою энергию, все, что ранее было мною, и я осознал себя снова локализованным в пространстве — в качестве одного из таких вихрей! Я мог принять любую форму, стать кем угодно. Ощущение, что это возможно, было, пожалуй, самым сильным. Но желания становиться кем-то не было, было другое невыразимое желание — что-то исправить. Что-то было не так между всем миром и мною, какой-то баланс был нарушен, какая-то неопределенная часть меня самого чувствовала это. Через короткое время это ощущение усилилось настолько, что заполнило всё мое существо и превратилось в неодолимое, как жажда воздуха при удушье, желание, или, скорее, намерение, вытеснившее все остальные чувства и рвущееся наружу. Оттого вдруг из меня во все стороны выбросились какие-то светящиеся нити — так далеко, что и вообразить невозможно. В следующий миг по этим нитям ко мне устремился некий импульс неописуемой силы, как будто по ним сквозь меня пустили ток чудовищного напряжения.

Перед глазами вспыхнул и погас яркий свет. Это сопровождалось ударом, который потряс все мое существо, будто в меня попала молния. В течение какого-то времени я чувствовал себя громадной аккумуляторной батареей, которая заряжалась от бесконечно мощного источника. В меня вливалась энергия, которая делала меня прежним, но переход обратно не давался. Меня словно сковал паралич и удушье. Грудь охватил огненный спазм. Я не мог вдохнуть и корчился, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. В голове мелькнуло, что мне приходит конец.
— Дыши! Дыши глубже! — донесся до меня голос Етэнгэя с какой-то недосягаемой высоты.
Я сделал судорожный, всхлипывающий вздох и открыл глаза. Я лежал в своей яме, но одна рука была высвобождена наружу, и Етэнгэй держал меня за нее. Спазмы постепенно отпускали меня. Я лежал, как бревно, делая жадные вдохи, и слышал, как колотится сердце. Потом по всему телу начались какие-то слабые покалывания, которые распространялись и становились все чаще и сильнее. Ощущение собственного тела и привычной реальности медленно возвращалось. Етэнгэй, не отпуская моей руки, одобрительно глядел на меня.

— С возвращением в Средний мир! — произнес он. — Мы старались не зря. Ты вернул свою силу.
По этим словам я понял, что мое путешествие в Нижний мир закончилось.

Я выбрался из своей земляной постели и отряхнулся. Был уже вечер — наверное, часов десять. Етэнгэй с удовлетворением окинул меня взглядом.
— Ну вот, уже ближе к делу! — воскликнул он. Глаза его блестели. В его радости было что-то непосредственное, даже детское. — Теперь можно двигаться дальше!
Действительно, мне стало заметно лучше, как будто где-то внутри раскупорился доселе запечатанный сосуд с энергией, а с плеч свалилась тяжелая ноша. Дышалось теперь свободно, во всем теле и в голове чувствовалась какая-то легкость, даже, я бы сказал, окрыленность. Никаких экспериментов над собой мне более испытывать не хотелось.
— Куда еще дальше? — недоуменно спросил я. — И зачем?
— Сегодня уже никуда. Сейчас попьем чаю и будем отдыхать. А завтра с утра пойдем в лес — будем собирать магические грибы. Они помогут тебе посетить Верхний мир.
— А что я там-то забыл — в Верхнем мире? — спросил я, но тут же вспомнил, что пообещал старику выполнять все, что тот скажет, и поспешил замолчать.
— Тебе надо побывать там, чтобы восстановить равновесие. Человек, который не подготовлен, после того, как побывал внизу, должен, скажем так, войти в контакт с энергией другого рода. Иначе Нижний мир может навсегда притянуть его к себе.
Действительно, все испытанное только что в Нижнем мире было столь притягательным, что в один из моментов мне хотелось остаться там навсегда. Я представил такой вариант развития событий, и мне стало жутковато.

— Как получают самую прочную сталь? — добавил Етэнгэй. — Сначала ее раскаляют добела, а потом опускают в холодную воду. Вот так и твоя душа должна закалиться в двух разных для нее средах.
— Етэнгэй, а каких духов ты от меня отгонял? Они действительно существуют, или это просто образное выражение для чего-то другого?
Старик ненадолго задумался, потом медленно — видимо, чтобы сказанное после пережитых испытаний до меня дошло, — выговорил:
— Для человека, чье восприятие ограничено Средним миром, никаких духов не существует. Но для того, кто видит, как все обстоит на самом деле, Нижний мир населен самыми разнообразными формами жизни. Он просто кишит ими. Это своего рода сгустки живой энергии, которые в силу своей, как бы тебе лучше сказать… организации могут существовать только там. Энергия Нижнего мира позволяет им быть относительно устойчивыми. Ты наверняка видел их там. В Средний мир, а тем более в Верхний для них дорога закрыта, это не их среда. Но при определенных условиях они могут взаимодействовать с существами из Среднего мира, в том числе и с людьми. Чаще всего это происходит, когда шаман или кто-то из людей тем или иным способом преодолевает условные границы между Средним и Нижним мирами. Это может быть и взаимно полезный обмен энергиями. Но бывает и не такое полезное для нас, людей, взаимодействие. Говоря проще, они могут питаться нашей энергией. Это происходит в том случае, если наша собственная организация нарушена или ослаблена. Кстати, в том и заключается настоящая причина многих болезней. Но эта тема большая и к тому же сейчас для тебя не столь важная. Тебе они уже не угрожают, лучше сейчас сосредоточиться на другом.

Я представил себе картину невидимых хищников, пожирающих энергию ничего не подозревающего человека, и мне действительно захотелось оставить эту тему.
Мы зашли в жилище Етэнгэя. Старик достал откуда-то несколько заскорузлых кусков вяленой рыбы и дал мне. Жевать ее было непросто, но она показалась мне райской пищей, так как за день я проголодался основательно. Тем временем шаман заваривал чай из каких-то трав.
— А где Айын? — оглядываясь, спросил я. Было большое желание видеть ее снова.
— Она покинула нас ненадолго, — ответил старик неопределенно. — Ей, как и тебе, надо восстановить силы. Видишь ли, тот, кто помогает новичку путешествовать за пределы Среднего мира, тоже теряет много энергии. Но ты ее скоро увидишь.
Эти слова пролили мне бальзам на душу.
После того, как мы подкрепились и попили чаю, Етэнгэй указал мне место для ночлега — на шкурах у стены.
— Спи! Завтра тебе тоже предстоит потрудиться, — сказал он, укладываясь.
Сон сморил меня мгновенно.

***

Промежутка между засыпанием и пробуждением для меня не было. Проснулся я оттого, что Етэнгэй тормошил меня.
— Давай поднимайся! Некогда разлеживаться! — добродушным, но непреклонным тоном говорил он, тряся меня за плечи. Сам шаман уже был одет; в печке трещал огонь.
Я вышел во двор. Было раннее утро. Пока я умывался из рукомойника ледяной водой, он заварил чай и нарезал тонкими ломтиками оленину. Управлялся он со всем быстро и ловко. Чай он готовил, как мне показалось, всегда разный, но всегда очень ароматный и вкусный. Похоже, в его состав входили разные сушеные ягоды и пряные растения. И каждый раз то, что я пил, придавало силы и бодрости.
После быстрого завтрака мы вышли из хижины и через несколько минут уже были в лесной глуши. Етэнгэй шел какими-то одному ему известными тропами. Я не отставал. Мне даже становилось любопытно, что еще для меня приготовил этот старик. Вчерашние впечатления продолжали гурьбой тесниться в голове.
— Ну что, Алекс, нравится тебе моя внучка? — неожиданно спросил он, не сбавляя темпа и не оборачиваясь. Он действительно читал мои мысли.
— Д-да, она такая… классная, — промычал я, несколько смутившись, — такого вопроса я не ожидал. — И необычная! Я таких девушек еще не встречал!
— Славная девочка, — подтвердил он, и в его голосе я уловил оттенок гордости. — У нее большой дар. Открою тебе маленький секрет: ты ей тоже понравился. Уж не знаю, чем, — он издал короткий беззлобный смешок. — Виталий, кстати, не столь ей приглянулся, хотя общего у них было больше. Ну ей, наверное, виднее. Хотя ты имей в виду, у вас в жизни пути разные. У нее свой мир, у тебя — свой, и пересечься им сложно.
— Да я и сам знаю, — вздохнул я. Но от этих слов мне стало грустно. Я уже не скрывал от себя самого, что меня сильно тянет к Айын, и расставаться с ней отчаянно не хочется.

— Слушай, Етэнгэй, — я решил отогнать невеселые мысли. — Объясни мне, пожалуйста, — чем все-таки эти все миры отличаются друг от друга? То есть я примерно вчера понял, но мне неясно: почему, если на самом деле мир один, то для обычных людей он разделен на три разных мира? И еще, я все-таки хотел бы знать, что произошло с Виталием?
Шаман некоторое время молчал, перешагивая через коренья, поваленные стволы и мшистые кочки. Потом он медленно заговорил:
— Представь себе, что ты — радиоприемник, настроенный на средние волны. Представил? Ну вот, теперь ты можешь улавливать радиоволны этого отрезка частот. То есть ты находишься в контакте только с теми станциями, которые вещают на этих волнах, а с другими станциями у тебя контакта нет. Но ведь есть много волн с другими частотами — есть короткие и ультракороткие — это как бы выше твоего диапазона; а есть длинные волны — те ниже. Обычные люди всю жизнь живут, настроившись на средние частоты, не подозревая, что есть множество других. А шаман может произвольно настраиваться на любую частоту. То есть, образно говоря, волен свободно перемещаться по шкале частот и поэтому может входить в контакт с любой радиостанцией. Он может выбрать любой диапазон, и чем шаман сильнее, тем этот диапазон шире. Но это еще не все. Самые сильные шаманы могут вообще раздвигать пределы восприятия до бесконечности, фактически — снимать их, и воспринимать все частоты сразу. Но таких высот дано достичь очень немногим. Мой наставник как раз был таким.

Я слушал, затаив дыхание. Все это было очень интересно, но вызывало много вопросов. Я не знал, какой из них выбрать.
— Если я правильно понял, эти миры отличаются только… частотой своих вибраций? А что же тогда вибрирует?
— Понял ты правильно, хотя в действительности то, что я сказал, — это сильно упрощенная схема, — ответил старик. — Только описание с точки зрения обитателя Среднего мира, своего рода шифр, которым я сейчас пользуюсь, чтобы хоть как-то помочь тебе осознать истинное положение вещей. То, как устроена реальность на самом деле, нельзя ни понять, ни объяснить без искажений. Можно только слиться с этой реальностью и пережить ее на собственном опыте — другого способа познать ее не существует. А что вибрирует, то я могу сказать только одно: вибрирует всё — ты, я, природа, весь мир, вся Вселенная!
— Да, всё это здорово… — пробормотал я. Все сказанное им было потрясающе, но никак не могло уложиться у меня в голове. — Допустим, ты прав, но может ли это мне прояснить, куда же все-таки делся мой друг? И какую роль в этом сыграла Лысая гора? И где мне искать его тетрадь?
— Подожди, мы еще дойдем и до твоего друга, и до его тетради, — сказал Етэнгэй. — Тебе еще надо понять кое-что насчет себя самого. Тебя, наверное, мучает любопытство, где ты побывал и что видел, не правда ли?
Я подтвердил, что до сих пор не могу прийти в себя от пережитых кошмаров, и хотел бы знать, что со мной произошло.

— Видишь ли, человек в определенном смысле — уникальное существо. Он образован самыми разными вибрациями — то есть он представляет собой набор всех или почти всех частот, какие только существуют. Так вот, Нижний мир состоит в основном из тех частот, которые определяют наши самые примитивные инстинкты и эмоции. Можно сказать, что через Нижний мир человек соприкасается со всем живым миром Земли, ну, и не только с ним одним. Подобно тройственности всего мира, человек тоже разделен натрое, хотя, опять-таки, обычные люди об этом могут только догадываться. Та часть нашего существа, которая принадлежит Нижнему миру, наполнена всевозможными многочисленными страхами, обидами, гневом и прочими страстями; различными воспоминаниями, которые мы по каким-то причинам хотели бы забыть. Одним словом, в нем сложено все самое худшее, что есть в человеческой натуре. Это не значит, что сама эта часть плохая, или сам Нижний мир плохой, — просто эта часть служит нам резервуаром или складом, где накапливается все негативное. Будучи самым тяжелым для души, оно опускается вниз и застревает там.
Некоторое время Етэнгэй шел молча, словно собираясь с мыслями. Я тоже молчал, переваривая все услышанное. Потом он снова заговорил:
— Там, на горе, ты столкнулся со своими главными страхами, с надуманным чувством вины, тем, что сидит в твоем подсознании и мешает жить, не давая тебе быть самим собой. Даже не просто мешает жить, а расходует на себя драгоценную энергию твоей жизни и тем самым разрушает ее. Гора просто показала тебе изнанку самого себя; все то, от чего надо избавиться. Там все это обретает жизненную силу и становится реальным в условиях Нижнего мира. Ты сам прошел через определенную часть такой реальности. Лысая гора показывает что-то подобное каждому, кто приходит на нее с грузом всего вредного и наносного, что есть в его душе. Это как бы замкнутые миры, вроде пузырей в Нижнем мире, они почти изолированы от всего остального. Таков индивидуальный внутренний ад каждого, и его необходимо преодолеть, а лучше — совсем уничтожить, чтобы реализовать свой потенциал. Поэтому шаманы с незапамятных времен приходили туда, чтобы очистить себя и обрести свободу от всего темного, что в них есть. Это тяжелое испытание, и не всем пройти его оказывалось под силу. Но перед теми, кто прошел, открывалась дорога к свету.

Такое откровение было для меня слишком сильным, чтобы что-то еще узнавать. Он говорил правду — я побывал в своем личном аду. Етэнгэй, видимо, понимал, какая сумятица творилась у меня в голове, поэтому снова умолк.
Я помолчал еще немного и спросил:
— Етэнгэй, ну ладно, про Виталия потом, но как объяснить, что у меня после этого… сна исчезли его ножик с фальшфейером? И ракетницу я свою тоже не нашел. Они ж не могли испариться?
— Конечно, в другом, обычном месте этого не могло бы произойти. Но Лысая гора — особое место. Там границы реальности, как она воспринимается в Среднем мире, порой разрываются, и могут происходить невероятные вещи. Даже наука признает, что всё, что мы воспринимаем как материальное и твердое, в последней глубине является энергией. И эта энергия может быть накрепко сцементированной, застывшей, а может и свободно течь в пространстве. Так ведь?
— Ну, да, — подтвердил я, вспомнив университетский курс физики. — Масса эквивалентна энергии, е равно эм цэ квадрат. И еще… как его… принцип неопределенности. Любой объект обладает свойствами и частицы, и волны.
— Вот ты сам в этом и убедился воочию. На Лысой горе эффект, о котором ты сказал, усиливается во много раз. Можешь верить, можешь нет, но ты сам забросил эти предметы в Нижний мир и оставил их там. С помощью горы, естественно. Ты ж говорил, что использовал их там, когда сражался со всякой нечистью. Какая-то часть тебя самого знала, что они будут необходимы. И если бы ты этого не сделал, неизвестно, разговаривали бы мы сейчас или нет.

То, что он говорил, до такой степени шло вразрез с моим привычным восприятием действительности, что голова просто пухла. Но я еще нашел в себе силы спросить:
— А как гора делает все это? Что в ней есть такого?
По лицу шамана было видно, что мой вопрос поставил его в сильное затруднение.
— Как бы тебе объяснить… Я тоже в свое время задавал этот вопрос своему наставнику… И нам обоим пришлось сильно поломать голову, чтобы ему удалось объяснить, а мне — понять. Видишь ли, в этом мире есть много такого, что составляет великую тайну. Сам мир в целом представляет бездонную, непостижимую тайну, которая для подавляющего большинства людей с поверхности покрыта скорлупой обыденности. Но некоторые явления, происходящие в нем, — это как бы нечто такое, что иногда проклевывается сквозь эту скорлупу. И такие явления невозможно объяснить с помощью законов, действующих в обыденном мире. Вот наглядный пример: у некоторых людей есть дар, а у большинства его нет. Почему — никто не знает. И Лысая гора — одно из таких явлений. Я, конечно, могу сказать, что это место концентрации силы — той самой силы, что вызвала нас к жизни и поддерживает ее. И также скажу, что это не единственное место на Земле. Еще могу добавить, что подобное место помогает обрести ищущему конечную цель его поисков. Помогло оно и твоему другу Виталию. Если тебя удовлетворит такой ответ, я буду рад. Но не спрашивай меня, почему именно здесь, где еще есть такие места и как это действует. Я бы взял на себя слишком много, если бы заявил, что знаю. Вот все, что я могу сказать.

Я больше был не в силах ни спрашивать, ни размышлять о чем-либо. Я бездумно шагал за стариком, продираясь сквозь деревья и кусты. По крайней мере, я получил какое-то более или менее приемлемое объяснение тому, что не давало мне покоя. Долгое время мы молчали. Лес оказывал на меня убаюкивающее влияние. Хорошо, что я не спросил его обо всем этом раньше. Если бы я услышал это вчера, вероятно, у меня помутился бы рассудок. Наверное, старик сам выбирал время для объяснений и нужным образом дозировал информацию, щадя мою психику.
Через некоторое время шаман остановился.
— Они где-то поблизости, — сказал он, озираясь по сторонам. — Я это чувствую.
— Кто «они»? — испуганно замер я, тут же подумав про волков.
— Грибы! Ты должен собрать их сам, иначе толку будет мало. Ищи их, они маленькие, серые, их должно быть тут целое семейство.
Я стал обходить близлежащие кочки и кусты, шаря вокруг глазами. И действительно, через пару минут возле трухлявого пня нашел целую колонию грибов. По внешнему виду это были какие-то поганки — низкорослые, невзрачные, на тоненьких ножках, — я бы даже не взглянул на них в лесу, не то чтобы брать.
— Вот они. Собирай. — Старик протянул мне маленький ножичек и туесок, сплетенный из бересты. — Только не трогай грибницу!
Меня даже тронула такая забота о поганках. Улыбаясь про себя, я бережно срезал все грибы под самые корешки и покидал их в туесок.
— Отлично! Теперь возвращаемся! — сказал Етэнгэй своим бодрым зычным голосом.

***

Мы ушли довольно далеко, и когда вернулись, был уже полдень. Старик аккуратно разложил грибы на печке, которая еще не успела остыть, дал мне спички и велел развести во дворе костер на месте вчерашнего, а сам занялся приготовлениями в своем жилище. Я вышел во двор. Материала кругом было много, стояла ясная и сухая погода, так что уже через несколько минут огонь пылал вовсю. Етэнгэй вышел наружу и сказал, что скоро все будет готово, а мне велел сесть на землю в центр круга из камней и дышать часто и глубоко, сосредоточившись на дыхании и стараясь ни о чем не думать. Я последовал его указанию. Просидев так с полчаса, я ощутил, как силы восстанавливаются после длительной прогулки. Сам шаман, казалось, ничуть не устал. Он проводил у себя в жилище одному ему понятные действия, периодически выходя, чтобы подбросить в огонь дров и елового лапника. Через некоторое время он позвал меня. Я встал и зашел в хижину.
Грибы уже совсем высушились. Они скукожились, потемнели и выглядели, как обычная труха. Етэнгэй все так же аккуратно собрал их и поместил в большую и толстую глиняную чашку. Потом большим камнем округлой формы, как пестиком, осторожно растер грибы до однородной массы. Полученный коричневато-серый порошок он высыпал в огромную медную кружку с длинной деревянной ручкой, добавил несколько щепоток то ли трав, то ли кореньев из своих многочисленных запасов и налил воды из ведра. Все это он делал молча и сосредоточенно. Я с любопытством наблюдал за его действиями.
Потом старик вручил мне ведро с водой и одну из чашек, сам взял медную кружку, старое мелкое сито и дал знак выходить. Мы вышли и направились к костру. Дрова прогорели, и на их месте остались пунцово рдеющие угли, подернутые седыми пушинками золы. Етэнгэй присел на корточки, подняв кружку над пышущей жаром кучкой углей. Я сел возле него и стал наблюдать за происходящим. Содержимое кружки быстро нагрелось и закипело. Когда воды в ней стало меньше половины, старик долил из ведра и снова стал кипятить отвар, пока он не выпарился наполовину. Потом еще раз наполнил кружку доверху водой и вновь стал держать ее над углями. Эту процедуру он повторил несколько раз.

Наконец, шаман вынул кружку из огня, подождал, пока она остынет, и процедил темно-коричневый отвар через сито в чашку.
— Это тебе надо выпить! — сказал он, протягивая мне дымящуюся чашку. Я боязливо покосился на ее содержимое.
— А… не отравлюсь? — спросил я с испугом. Компот из поганок, приготовленный только что на моих глазах, пить не было ни малейшего желания.
— Пей, говорю, не бойся! — повторил старик. — Я даю тебе ровно столько, сколько тебе сейчас нужно, и не более того.
Я собрался с духом, поднес кружку ко рту и стал глотать шаманское варево. Оно было довольно-таки противным на вкус — горьким и вяжущим. Допить эту гадость до дна было весьма трудно, и когда в кружке ничего не осталось, из моей груди вырвался вздох облегчения.
— Теперь садись там и жди, — Етэнгэй показал мне в круг из камней.
Я уселся на прежнее место. Старик снова скрылся в своем доме, оставив меня одного. Во рту остался неприятный привкус, как будто мне пришлось разжевать незрелый банан. Желудок тоже чувствовал себя неловко. Прошло минут пятнадцать. Неприятные симптомы начали понемногу стихать.
Но одновременно в ушах появилось, а затем стало усиливаться какое-то шипение, переходящее в жужжание. Через короткое время это стало похоже на то, как если бы в моей голове вился рой пчел. Потом окружающая картина начала неуловимо меняться. Несколько секунд я не мог понять, в чем дело, но потом до меня дошло, что предметы дрожат и расплываются в воздухе. Все тело стало вдруг быстро наливаться тяжестью; по рукам, ногам, лицу, животу забегали мурашки. Я посмотрел на свои руки и чуть не вскрикнул — они плавились и пузырились, издавая слабое шипение! Спустя некоторое время я почувствовал, как закипают лоб, щеки и уши! Ощущать, как испаряется собственное тело, было жутковато, но в то же время забавно. Я огляделся: деревья, камни, хижина шамана, плетень вокруг него, — все кругом с таким же тихим шипением постепенно плавилось и теряло очертания, расплываясь всевозможными причудливыми формами. Даже земля подо мной превращалась в кипящую жидкость, которая вспучивалась повсюду мириадами пузырьков.

В голове промелькнуло, что я все-таки отравился и теперь схожу с ума! Мне впервые за все время визита к шаману стало по-настоящему страшно. Я боролся с наваждением, изо всех сил пытаясь сохранить остатки здравого восприятия окружающей действительности. Но в какой-то момент мой разум перестал сопротивляться и превратился в пассивного наблюдателя происходящего. Тревожные мысли бесследно улетучились, и я даже с интересом стал ожидать дальнейших метаморфоз. Теперь необычные вещи стали твориться с визуальным восприятием света и цветов.
Солнечный свет стал меркнуть, но все краски, как бы компенсируя этот процесс, становились очень яркими и контрастными. Подобно люминофорам, они сами подсвечивали себя изнутри все сильнее. Это продолжалось до тех пор, пока свет с дневного не сменился на мягкий и теплый, излучающийся отовсюду, вспыхивающий сонмом маленьких огоньков, подобно светлячкам, и переливающийся миллионами оттенков. Не осталось ничего, что не было бы проникнуто этим светом насквозь! Вся эта чудесная трансформация мира, происходящая у меня на глазах, сопровождалась растущим внутри чувством умиротворения и радости.
Все, что я видел в тот момент, не имело какой бы то ни было определенной формы! Казалось, все сущее проявляется теперь таким, какое оно есть на самом деле, — состоящим из этой текучей, переливчатой, сияющей субстанции. Настоящий жидкий свет, теплый, греющий и чудесный, просто воплощение абсолютной полноты и самодостаточности. Все было исполнено безмерно глубокой тайны. Все кругом представляло собой символы, несущие глубочайший, невыразимый смысл. В то же время все вокруг будто пыталось помочь мне постичь эту тайну — она была рядом, такая близкая и родная. Я сам был капелькой в океане этой тайны, я купался в ней, я был ею! Ничего не нужно было менять в мире, ничего не нужно добавлять, достигать или открывать — все уже присутствовало здесь, всё вместе, сразу и было устроено наилучшим образом. Всё находилось в абсолютной гармонии! Это была сама жизнь в ее непосредственном бытии, я переживал настоящий апофеоз жизни!

Меня охватила неописуемая, всепоглощающая эйфория. Было так чудесно, так потрясающе великолепно, что я превратился в одно безумное желание выкрикнуть, выплеснуть наружу, на весь мир свой вселенский восторг, всю переполнявшую мое существо радость, восхищение, благоговение перед жизнью и мирозданием, перед самой возможностью жить! Было такое чувство, что если я сейчас же не сделаю этого, то мое желание просто разорвет грудь на части. Но в такой реальности невозможно было кричать — такому звуку, как крик, в ней просто не было места. Был только пьянящий радостный простор, праздник бытия без конца и края, ликующее существование — я был с ним и в нем, каким-то непостижимым образом сохраняя подобие своей отделенности.
Потом что-то привлекло мое внимание. Передо мной беззвучно возник — то ли спустился сверху, то ли сгустился из этого светового пространства, — какой-то объект необычной формы. Он напоминал гигантскую тарелку, перевернутую вверх дном, с конически-закругленной выпуклостью в верхней части. Эта форма мне что-то мучительно напоминала, но что именно, я не мог вспомнить. Тарелка была метров десять в диаметре и высотой метра три. Материал, из которого она состояла, был тем же, что и все вокруг, — только свет, исходивший из нее, был более тусклым и ровным. Никаких деталей в ее строении не было — она казалась сделанной из одного монолитного куска металла, раскаленного докрасна. «Господи, это же НЛО!» — пронеслось в голове. Но тут же я понял, что напоминала мне форма объекта: увеличенную до огромных размеров шляпку одного из собранных мною грибов!

Я стоял и смотрел на завораживающее зрелище, и вдруг стены тарелки сбоку разошлись в стороны, образовав проем с человеческий рост. Из глубины по направлению ко мне, разворачиваясь, выкатилась и замерла у моих ног широкая лента вроде дорожки. Я понял, что это приглашение войти внутрь. Чье приглашение, я даже не задумывался, потому что в мире, где я оказался, все дышало дружественностью, и было интуитивно ясно, что меня ждут еще какие-то чудесные тайны. Я поднялся по дорожке внутрь странного объекта, и проем сразу же сомкнулся за мной, не оставив ни малейших следов.
Внутри никого не было — ни одного живого существа. Было светло и тихо. Я увидел одно большое помещение в форме выпуклой линзы. По всему периметру тянулся выступ, похожий на пульт управления, но без каких-либо кнопок или переключателей. Больше не было ничего — ни стульев, ни каких-либо приспособлений, ни приборов. Похоже, что тарелка сама была живым разумным существом или самоуправляющимся объектом. Как бы в подтверждение этой догадки, стены тарелки в некоторых местах стали светлеть и становиться все более прозрачными. Образовались окна, расположенные по всей окружности. Я подошел к одному из них, и вдруг тарелка взмыла вверх. Несколько секунд она стремительно набирала высоту, у меня даже захватило дух. Я успел только отметить, что в этом мире почти не действовала обычная сила тяжести: в обычных условиях при таком ускорении меня просто расплющило бы в лепешку.
Перед глазами мелькнули кроны деревьев, уносясь вниз с бешеной скоростью. Землю и все на ней, быстро уменьшающееся в размерах, можно было рассматривать не больше минуты, потом я потерял их из виду. Где-то далеко внизу остались и облака. Выше был только ослепительно сияющий солнечный диск. Вдруг летательный аппарат остановился — так же резко, как и стартовал, — и на секунду завис в воздухе. Не успел я опомниться, как он устремился куда-то в горизонтальном направлении. Через несколько минут опять последовала остановка, на этот раз более длительная. Я посмотрел в окно, потом в другое — во все по очереди. Вид, открывшийся мне, был совершенно фантастическим. Далеко подо мною, прямо в воздухе и повсюду вокруг простирался огромный город! Я приник к окну, не в силах оторвать глаз от грандиозного зрелища, — все, что я видел раньше, не шло ни в какое сравнение с этим!

С такой высоты было трудно различить формы строений. Но весь город был просто воплощенным архитектурным шедевром. Я смог только заметить, что вокруг было много башен и ни одной трубы; ничего, сколько-нибудь напоминающего промышленные предприятия. Все было озарено оранжевым солнечным светом, и город сам, казалось, состоял из теплого, спокойного янтарно-оранжевого пламени. Не было видно никакого движения, не было слышно никаких звуков, но я знал — здесь кипит и радуется жизнь. Я понял, что этот солнечный город был ликом будущего Земли.
Потом, как бы позволив мне насладиться зрелищем, аппарат взлетел еще выше. Похоже, в обычном мире это был бы уровень стратосферы. Я, не отрываясь, глядел в окно. Летающую тарелку окружало сплошное сияние; теперь оно было не желтым, а почти белым. Физически ощущалось, что эта светящаяся область была заряжена невообразимой мощностью.
Мне стало ясно, что воздушный город — это проекция, направленная вниз отсюда, из этих сияющих сфер. Здесь черпали силу и вдохновение все самые великие человеческие замыслы, самые замечательные проекты, лучшие идеи и чаяния. Здесь бушевала сама стихия творчества, и здесь был сам источник энергии созидания!
Потрясение от соприкосновения с этой светящейся безграничностью было настолько сильным, что я уже не мог испытывать какие-либо чувства. Мое существо было слишком ничтожным, чтобы воспринять открывшиеся мне мощь и великолепие. Всё во мне отключилось, и я, обессиленный, повалился на пол, заметив только, как мое средство передвижения сорвалось с места и ринулось вниз, словно почувствовало, что с меня уже довольно. Я не помнил, как тарелка опустилась в том же самом месте, откуда началось путешествие. Я мог только лежать и смотреть, как становятся прозрачными и тают в воздухе окружающие меня стены, пол и потолок, будто их никогда и не было.

Я потряс головой, осмотрелся и понял, что сижу на земле, опершись на нее руками. Етэнгэй стоял передо мной и смотрел, как мне показалось, с неким удовлетворением. У меня в глазах двоилось, голова кружилась и немного поташнивало, как будто меня долго крутили на центрифуге. Но теперь реальность была твердой и устойчивой. Мир возвращался в норму.
— Ну что, приземлился? — засмеялся шаман.
Я вяло кивнул. Подниматься с земли не было ни сил, ни желания. Не то чтобы мне было плохо, но уж очень большая разница была между этим миром и Верхним. Впечатление от путешествия было настолько сильным, что я не мог ни думать, ни говорить, ни двигаться. Взгляд упал на часы: было почти десять вечера! А мне казалось, что я отсутствовал в Среднем мире от силы час!

Продолжение Путешествия: Часть 2 книги, гл. 11 (18+)

Из книги: Ведов Алекс. “Догоняющий радугу“

А.Ведов. “Догоняющий радугу“ — скачать

*************************************************

Дополнение от Админ

«Я вдруг увидел, что поблизости стоит Айын! Я не заметил, когда она появилась рядом, и в первый момент ее не узнал. Она была одета совершенно по-шамански! На ней было национальное одеяние, похожее на то, в которое был одет Етэнгэй, — нечто среднее между рубахой и платьем с длинными широкими рукавами, расшитое бисером и кусочками кожи. На шее висело большое ожерелье из звериных клыков, а на запястьях — какие-то причудливые металлические браслеты; волосы были повязаны лентой. В руках она держала бубен — тот самый, который я видел в хижине. …лицо было разрисовано черными и красными полосами. Вот теперь она действительно выглядела, как настоящая шаманка! Я несколько секунд стоял как истукан, не веря своим глазам и не в силах оторвать взгляда от такого зрелища»

А что, в городской одежде нельзя было сделать то же самое?
Дело в том, что в подсознании каждого человека хранится Знание о Мире, в котором мы живём, и о нас самих. И вот эта атрибутика связана с определёнными сторонами нашей действительности. И в этой жизни, когда мы почти ничего не помним об этом, при определённых действиях — эта информация вспоминается. Всё что делает шаман — он не сам по себе придумал, а получил знания от других людей.

Восточные учения говорят: когда готов Ученик, у него появляется Учитель. Или Учителя. Собственно, вся жизнь Ученика является для него Учителем. То, что “обычный“ человек не замечает, Ученик видит, и жизнь его приобретает полноту. У такого Ученика жизнь уже не «бьёт ключом, и всё по голове», он не ходит по одному и тому же кругу на одном уровне, а сам строит свою жизнь, свою судьбу.

“Мечты слабых – бегство от действительности, мечты сильных формируют действительность“ (Юзеф Бергер).

Обычная, в общем-то, жизнь обычного шамана. Практически то же самое пишет К.Кастанеда о своём путешествии в Нижний Мир с помощью Хуана Матуса. И тоже Кастанеде одно время не захотелось возвращаться обратно в этот Мир, так что Хуану Матусу пришлось применять усилия, чтобы его вернуть.

Но что интересно. Мы практически все сейчас, живя в этом трёхмерном Мире, в дуальности, воспринимаем в основном только его, а существование других миров многие не хотят признавать. Но времена меняются, всё больше людей воспринимают иную, “Отдельную реальность“, которая связана с нашей: “что вверху – то и внизу“. Цель нашей жизни здесь и сейчас состоит в том, чтобы выбрать Свет, Добро, Любовь, а не тьму, зло, ненависть. И кто сделал такой выбор – тот и проходит в Высший Мир.

А в чём состоит цель жизни в Высшем Мире? Я думаю, что она состоит в познании, в ученичестве – как сказано выше, или в другом виде. “Знание приходит одновременно и как сила Света, и как сила Любви“ (Ключи Еноха). Так что дальнейший свой Путь каждый увидит сам.

“Было так чудесно, так потрясающе великолепно, что я превратился в одно безумное желание выкрикнуть, выплеснуть наружу, на весь мир свой вселенский восторг, всю переполнявшую мое существо радость, восхищение, благоговение перед жизнью и мирозданием, перед самой возможностью жить!“

“Путешественник“ в иные Миры увидел Мироздание и всё что в нём такими как есть. Если мы вспомним первоисточники – то в них говорится то же самое. Шри Ауробиндо: “Если бы человечество хоть мельком увидело, какие безбрежные радости, какие совершенные силы, какие светящиеся сферы спонтанного знания, какая беспредельная тишина нашего существа ожидают нас на просторах, которые ещё не покорила наша животная эволюция, то люди бросили бы всё и не успокоились до тех пор, пока не овладели бы этими сокровищами. Но узок путь, трудно поддаются двери, а страх, недоверие и скептицизм, стражи Природы, не позволяют нам уйти, покинуть её привычные пастбища“.

Конечно, ученый, прочитав об этом, и особенно про грибы, поспешит с заявлением, что это всего лишь галлюцинации, в действительности существует только мир материальный. Но то же самое пишет К.Кастанеда, и есть другие описания, из которых можно сделать вывод, что они все говорят о реально существующем Мире.