СТАЛИН ПРОТИВ
Изучая закрытые архивные документы Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента Российской Федерации), я обратил внимание на бумаги с резолюциями Сталина. На многих стояла короткая резолюция, сделанная красным карандашом: «Против. И. Ст.». Без всякого объяснения.
Наверное, дурь авторов, сочинявших подобные документы, была настолько явной, что вождь даже не считал необходимым разъяснять, почему он отказывает в положительном решении поднимаемых вопросов.
Вот одно из таких писем:
«Тов. Сталин!
Прошу Вашего указания по следующему вопросу.
В течение последних полутора лет перед областными организациями ставится вопрос о переименовании города Челябинска.
Эти предложения высказывались отдельными товарищами и на пленуме областного комитета партии, и на собраниях городского партийного актива.
Челябинск в переводе на русский язык означает яма.
Поэтому часто при разговорах слово „челяба“ употребляется как что-то отрицательное, отсталое.
Название города давно уже устарело, оно не соответствует внутреннему содержанию города.
Город за годы революции, и в особенности за годы пятилеток, коренным образом изменился.
Из старого казацко-купеческого городишки город превратился в крупнейший индустриальный центр.
Вот почему старое название города не соответствует сегодняшнему действительному положению.
Поэтому мы просим Вас разрешить нам переименовать город Челябинск в город Кагановичград.
Переименование хорошо бы провести на предстоящем областном съезде Советов.
С коммунистическим приветом
(И. Рындин.) (19.06.36».)
Человек по фамилии Рындин, обратившийся к Сталину с таким письмом, был первым секретарем Челябинского обкома ВКП(б).
А вот здесь подоплека сталинской резолюции «Против. И. Ст.» неясна. Документ адресован в Политбюро ЦК ВКП(б), тов. Сталину.
«Постановлением ЦИК СССР, — говорится в письме, — введены ордена, выдаваемые воинским частям, коллективам, учреждениям и отдельным лицам за совершение боевых подвигов или за особые заслуги перед революцией.
Специфические условия работы органов ОГПУ требуют от оперативного состава личной выдержки, инициативы, беззаветной преданности партии и революции, личной храбрости, зачастую сопряженной с риском для жизни.
В большинстве случаев эти исключительные заслуги перед революцией совершаются отдельными работниками в обстановке, которую нельзя отнести к боевой в общепринятом смысле, вследствие чего ряд работников ОГПУ, несмотря на заслуги, остаются не отмеченными высшей наградой — орденом „КРАСНОЕ ЗНАМЯ“.
Исходя из этого, Коллегия ОГПУ просит учредить орден „ФЕЛИКСА ДЗЕРЖИНСКОГО“, приурочив учреждение его к ХV годовщине органов ВЧК-ОГПУ.
Орденом „ФЕЛИКСА ДЗЕРЖИНСКОГО“ могут быть награждены сотрудники и военнослужащие ОГПУ, отдельные войсковые части ОГПУ и РККА, а также граждане СССР, имеющие выдающиеся заслуги в борьбе с контрреволюцией.
Награждение орденом „ФЕЛИКСА ДЗЕРЖИНСКОГО“ производится ЦИК СССР по представлению Коллегии ОГПУ.
Представляя при этом проект постановления, образец и описание ордена, — просим Вашего утверждения.
Приложение.
1. Проект Постановления Политбюро ЦК ВКП(б).
2. Образец и описание ордена.
(Председатель ОГПУ) (В. Менжинский) (14 ноября 1932 г.».)
Согласно прилагаемому описанию, орден Феликса Дзержинского являлся знаком, изображавшим барельеф Феликса Дзержинского, помещенный на красной звезде, обрамленной венком из лавровых листьев стального цвета. Сверху — меч и красное знамя с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», внизу ордена на красной ленте надпись: «ЗА БЕСПОЩАДНУЮ БОРЬБУ С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ».
Остается загадкой, почему Сталин отклонил предложение Менжинского. Может, вспомнились колебания «железного рыцаря» революции в борьбе с троцкизмом? Одно время Дзержинский разделял взгляды Троцкого и даже готов был бросить войска ОГПУ на его защиту. Но потом одумался, поняв, на чьей стороне сила.
Или возобладали соображения более высокого порядка? Учредить орден имени председателя ВЧК значило стимулировать невиданную активность карающего меча революции. Наверняка нашлось бы немало людей, желавших заслужить такую награду. Орден Дзержинского — это не орден Трудового Красного Знамени, которым награждали за трудовые свершения. Можно представить, сколько рек крови пролилось бы по воле людей, стремившихся отличиться на поле брани с внутренними врагами.
Если Сталин отклонил предложение Менжинского именно из этих соображений, то он безусловно поступил как мудрый государственный муж, удержавший в берегах готовое разлиться половодье кровавой вакханалии.
13 сентября 1930 года Сталин, находясь в отпуске в Сочи, направил Молотову письмо, в котором высказался о смещении с поста председателя Совнаркома А. И. Рыкова. Одновременно Сталин обратился с таким же предложением к другим членам Политбюро.
7 октября они обсуждали предложение Сталина. На следующий день Ворошилов подготовил письмо Сталину, в котором докладывал о результатах обсуждения.
Общее мнение Политбюро — Рыкова сместить надо. Однако по вопросу о новой кандидатуре главы Советского правительства многие члены Политбюро не согласились со Сталиным, который предлагал назначить на этот пост Молотова.
«Я, Микоян, Молотов, Каганович и отчасти Куйбышев считаем, что самым лучшим выходом из положения было бы унифицирование руководства. Хорошо было бы сесть тебе в СНК и по-настоящему, как ты умеешь, взяться за руководство всей страной, — писал Ворошилов, которому Политбюро поручило довести до Сталина общую позицию. — Разумеется, можно оставить все (организационно) по-прежнему, т. е. иметь штаб и главное командование на Старой площади, но такой порядок тяжеловесен, мало гибок и, по-моему, организационно нечеток».
Ворошилов от имени Политбюро предлагал Сталину возглавить Совнарком, ссылаясь на пример Ленина. «Я за то, чтобы тебе браться за всю „совокупность“ руководства открыто, организованно. Все равно это руководство находится в твоих руках, с той лишь разницей, что в таком положении и руководить чрезвычайно трудно, и полной отдачи в работе нет».
Сталин, несмотря на настоятельные просьбы соратников, отказался возглавить правительство. Новым председателем Совнаркома был назначен Молотов. И после этого говорят о маниакальном властолюбии генсека?
Еще один документ, относящийся к 1938 году. Нарком внутренних дел СССР, генеральный комиссар государственной безопасности Н. И. Ежов представил в Политбюро ЦК ВКП(б), Президиум Верховного Совета СССР и Президиум Верховного Совета РСФСР записку с предложением о переименовании… Москвы. В соответствии с многочисленными пожеланиями трудящихся ее следовало именовать Сталинодаром.
«Теперешняя, социалистическая Москва, являющаяся колыбелью грядущего коммунистического общества, — цитировал нарком письмо члена партии, москвича Д. Зайцева, — должна стать исторической вехой сталинской эпохи. Гений Сталина является историческим даром человечеству, его путеводной звездой на путях развития и подъема на высшую ступень. Поэтому я глубоко убежден в том, что все человечество земного шара нашей эпохи и все человечество будущих веков с удовлетворением и радостью воспримут переименование Москвы в Сталинодар. Сталинодар будет гордо и торжественно звучать многие тысячелетия, ибо он понесет в века торжество и гордость героических побед нынешних поколений, и миллионы беззаветно преданных делу коммунизма людей в этом торжестве будут видеть плоды своей борьбы, своего труда. И каждый гражданин нашей родины будет горд тем, что имя Сталина будет прославлено на скрижалях города, являющегося колыбелью мирового коммунизма».
В представлении грозного наркома Ежова есть даже поэтические строки москвички Е. Чумаковой:
Мысль летит быстрей, чем птица,
Счастье Сталин дал нам в дар.
И красавица столица
Не Москва — Сталинодар!
Подробности обсуждения этого вопроса в Политбюро и Президиумах Верховных Советов СССР и РСФСР неизвестны. Из справки М. И. Калинина, приобщенной к представлению Н. И. Ежова, следует: «всесоюзный староста» проинформировал Президиумы Верховных Советов СССР и РСФСР о том, что Сталин категорически высказался против переименования Москвы в Сталинодар.
В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС находился фонд И. В. Сталина, выделенный в особое, тщательно засекреченное хранение. До 1987 года доступа к нему не было. В середине своего правления, разворачивая антисталинскую кампанию, Горбачев дал поручение подобрать некоторые документы с резолюциями и визами Сталина для ознакомления журналистов и историков. Рассекречивался сталинский фонд избирательно. Как правило, открывались только те материалы, которые работали на версию кровавого тирана. Это документы, касающиеся борьбы Сталина против его политических противников внутри партии, процессов тридцатых годов, репрессивных действий ГПУ и НКВД. Нейтральные, а тем более не вписывавшиеся в разоблачительную линию сведения замалчивались.
Помнится чувство изумления, которое я испытал, когда обнаружил там такое вот письмо:
«Тов. Андрееву (Детиздат ЦК ВЛКСМ) и Смирновой (автору „Рассказов о детстве Сталина“).
Я решительно против издания „Рассказов о детстве Сталина“. Книга изобилует массой фактических неверностей… Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория „героев“ и „толпы“ есть не большевистская, а эсеровская теория… Народ делает героев — отвечают большевики…
Советую сжечь книжку.
(И. Сталин.) (16 февраля 1938 г.»)
Письмо рукописное, четкий почерк автора угадывается сразу. И это в 1938 году, когда, согласно современной многочисленной антисталинской литературе, нарастало безудержное восхваление вождя?
Еще один эпизод. На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года выступил главный редактор «Правды» Л. З. Мехлис. Он сказал следующее:
«Мне товарищ Сталин прислал еще в 1930 году в „Правду“ такое письмо. Позволю его зачитать без его разрешения.
„Тов. Мехлис!
Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о „Сталине“ как „вожде партии“, „руководителе партии“ и т. д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов.
С ком. приветом
(И. Сталин».)
Вот вам и расхожие ярлыки о культовом вождизме товарища Сталина! А ведь он к 1937 году был во главе страны уже целых 15 лет. Хрущев пробыл на этом посту всего десять лет — и не возражал против кинофильма «Наш Никита Сергеевич». Пятнадцатилетие Брежнева на посту генсека пришлось на 1979 год — вспомним маршальское звание и золотой звездопад, мемуарные книги, которые ставили выше поэм Гомера.
Первые стихи Сталина были опубликованы на грузинском языке в газетах «Иверия» и «Квали» в 1895 и 1896 годах. В 1899 году они вышли в сборнике. Стихотворение «Утро» начиная с 1912 года включалось в учебники и хрестоматии для школьников.
Чиновники от советской пропаганды раздували поэтический дар Генерального секретаря. Его юношеские стихи перевели на русский язык и начали включать в школьные хрестоматии по всей стране. Узнав об этом, Сталин разгневался и запретил впредь их тиражировать.
Исключение было сделано лишь один раз. В 1948 году в Грузии вышла поэтическая антология, в которую было включено стихотворение «Утро». Но — без подписи автора. На этом настоял он сам.
Карандашная резолюция «Против. И. Ст.» отвергает почти все предложения, поступившие в комитет, образованный указом Президиума Верховного Совета СССР в связи с семидесятилетием со дня рождения Сталина. Эта дата отмечалась 21 декабря 1949 года. Комитет был создан 2 декабря. Председатель — Шверник.
Комитет собрался один-единственный раз — 17 декабря, за четыре дня до юбилея. Любопытен его состав. Здесь и пострадавший от зубодробительной критики Жданова композитор Шостакович, и сталевар Амосов, и заведующая свинофермой из Вологодской области Люскова, члены Политбюро ЦК, военные и ученые, учителя и писатели.
Председатель комитета Шверник сообщил о мероприятиях, которые намечались в связи с 70-летием Сталина. В Большом театре предполагалось провести торжественное заседание ЦК ВКП(б), Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР, президиума ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ, Президиума Верховного Совета РСФСР, Совета Министров РСФСР, МК и МГК ВКП(б), Московского областного и городского Советов депутатов трудящихся, МК и МГК ВЛКСМ совместно с представителями партийных, общественных организаций и Советской Армии. На другой день, 22 декабря, в Кремле намечалось провести правительственный прием.
Шверник сказал, что Президиум Верховного Совета СССР принял решение о награждении Сталина орденом Ленина. Решено также учредить пять — десять международных Сталинских премий «За укрепление мира между народами».
— Какие будут замечания у членов комитета? — спросил председатель.
Первым высказался маршал Семен Михайлович Буденный.
— Я предлагаю в честь семидесятилетия со дня рождения товарища Сталина, — сказал он, поглаживая свои знаменитые пышные усы, — соорудить в нашей стране памятники там, где шли решающие сражения, в которых участвовал сам товарищ Сталин, но памятники военные. Скажем, в местах, где был товарищ Сталин, когда шли сражения против Юденича, на юге — против Деникина, на западе — против поляков. Вот в этих местах надо создать военные памятники. Одно замечание. У нас почему-то привыкли изображать товарища Сталина неподвижным, в шинели и одного. Надо показать его с войсками, на важнейших направлениях, где решались судьбы армий врагов как в гражданской, так и в Отечественной войне. Это первое предложение.
Буденный сделал паузу и глубокомысленно изрек:
— Вношу на обсуждение второе предложение: учредить орден товарища Сталина, который будет даваться и военным, и гражданским лицам за выдающиеся заслуги перед Родиной.
Члены комитета одобрительно закивали. Каждый из сидевших в зале подготовил свои предложения, и все нетерпеливо ожидали, когда Буденный закончит свою речь.
Но старый рубака и не думал останавливаться:
— Третье мое предложение — присвоить товарищу Сталину звание Народного Героя. У нас существуют звания Герой Социалистического Труда, Герой Советского Союза, а товарищ Сталин — Народный Герой.
Ну и Семен Михайлович! Всех обскакал лихой конник, вырвал инициативу. Члены комитета лихорадочно думали, что бы такое предложить крупное. Но тут поднялся Молотов.
— Я думаю, товарищи, — сказал он, — что было бы неправильно, если бы мы начали здесь вырабатывать какие-то дополнительные меры. Это значило бы идти против желания товарища Сталина, выраженного им в смысле скромности тех мер, которые были уже намечены. Я предлагаю ограничиться теми рамками, которые изложил товарищ Шверник.
Зал запротестовал. Это что же получается: Буденный успел засвидетельствовать свое отношение к юбиляру, а остальные?
— Товарищи, — успокоил всех Молотов, — у нас есть много средств выразить наши чувства, наши мысли и наши желания и в этот день, и до этого дня, и после этого дня. Я думаю, что этот день покажет, насколько он воодушевил народные массы в нашей стране и за пределами нашей страны для выражения тех желаний и дум, которые есть у широких народных масс.
Витиевато излагал свои мысли Вячеслав Михайлович! Но его поняли: Сталин дал установку — побольше скромности.
— Это правильно, — одобрил со своего места и Буденный, как будто не он только что предлагал ввести новое звание в стране — Народный Герой — и первому присвоить его Сталину.
Однако призывом Молотова следовать в русле скромности, как того пожелал юбиляр, руководствовались недолго. Каждому хотелось выделиться, предложить что-нибудь этакое… Когда Шверник перешел к обсуждению вопроса об учреждении международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» и сказал, что ее присуждение предполагается производить ежегодно в день рождения Иосифа Виссарионовича, а первую премию присудить в следующем, 1950 году, знаменитый советский кинорежиссер Г. В. Александров попросил слова.
— Можно высказать пожелание? Первую премию надо присудить товарищу Сталину.
— Сталинскую премию — и ему же присуждать? — переспросил Микоян.
— Присуждать будет специальный Комитет по международным Сталинским премиям, — поддержал Александрова Маленков. — Комитет рассмотрит, может быть, будет и такое предложение.
Чего только ни придумывали придворные лизоблюды, чтобы угодить Иосифу Виссарионовичу. Президиум правления Союза советских архитекторов ходатайствовал о сооружении в Москве монумента Победы в честь ее творца — товарища Сталина, о создании в Москве Музея Сталина, коллектив Московского архитектурного института просил установить ежегодный всенародный праздник, посвященный дню рождения Сталина. Вносились предложения о строительстве в Москве «Дворца жизнедеятельности товарища Сталина», об установлении во всех городах Советского Союза, освобожденных Советской Армией от немецко-фашистских захватчиков, отмеченных приказами Верховного Главнокомандующего генералиссимуса товарища Сталина, монументов с текстом приказа и барельефным изображением товарища Сталина и прочая и прочая.
Эти планы, как и множество других, натыкались на неумолимый карандаш вождя: «Против. И. Ст.».
И только в одном случае он согласился на свое «прославление». Речь пойдет об удивительной истории, объяснения которой нет до сих пор.
Летом 1924 года на имя Сталина пришло необычное письмо:
«Добрый день, Иосиф Виссарионович!
Вы, конечно, меня не знаете и даже не слыхали, т.к. таких, как я, в СССР миллионы, а я Вас знаю по газетам и журналам.
Прочитав в журнале „Смена“, который я выписываю, о Вас как о любимом ученике Ильича, я был воодушевлен этим, я думал, что у Ильича не было любимых учеников…
Теперь я к Вам с личной просьбой, а прежде чем объяснить сущность просьбы, я опишу свою биографию…»
Из письма следовало, что автору семнадцать лет, что родился он в Череповецкой губернии, Череповецком уезде, Усищевской волости, в деревне Лаврово, в семье бедного крестьянина. Отец с двенадцати лет занимается портняжным ремеслом. Жили в Петрограде, потом переехали в городок Няндома Архангельской губернии. Там паренек вступил в комсомол, стал секретарем ячейки, учится в фабрично-заводском училище.
Родители не одобрили его выбора, требовали, чтобы он выписался из комсомола. Отнимали сапоги, чтобы не ходил на собрания ячейки. Но он проявил упорство, настоял на своем.
А теперь о просьбе.
‹‹Как ленинец, я тоже желаю почтить память Ильича, а посему на дому имею уголок Ленина, в котором имеются немножко литературы и плакаты. Но нет статейки.
Я хотел по смерти Ильича, хотел свою фамилию Блохин переменить на Ленин, но подумавши я решил, что я не достоин такой участи.
И вот я решил переменить свою фамилию на Вашу, т. е. Сталин. Если меня спросят: «Почему вы переменили фамилию на Сталина», я отвечу: «В честь любимого ученика Ильича тов. Сталина».
А посему обращаюсь к Вам, тов. Сталин, не имеете ли чего против этого. Если нет, то прошу дать мне разъяснение, куда мне обратиться и можно ли мне переменить фамилию.
Так как я говорил с одним из партийных, он говорит, что нужно 18 лет или старше, а моложе нельзя, а мне только 17 лет.
Прошу дать поскорее ответ, так как скоро занятия кончатся и я уеду куда-либо.
С ком. приветом
(Блохин.)
Адрес таков: Ст. Няндома Сев. ж. д., поселок, дом № 38, фабзайчонку Мих. Ник. Блохину››.
А вот и ответ из Кремля:
«Копия.
3 сентября 1924 г.
Тов. Блохину М. Н.
Дорогой товарищ!
Против присвоения фамилии Сталин никаких возражений не имею, наоборот, буду очень рад, так как это обстоятельство даст мне возможность иметь младшего брата (у меня братьев нет и не бывало).
Статью постараюсь написать, как только получу возможность. Что касается процедуры перемены фамилии, то за справками надо обратиться в Административный Отдел Губисполкома.
С коммунистическим приветом
(И. Сталин».)
В конце сентября от Блохина пришла весточка:
«Многоуважаемый Иосиф Виссарионович! Позавчера получил ваше письмо, за которое очень и очень благодарю, и надеюсь, что в дальнейшем время от времени будете писать, делиться жизненными вопросами с братишкой Мишанко.
Сегодня вместе с вашим письмом отправляю письмо в Вологду, в Губисполком (насчет перемены фамилии), о дальнейших результатах сообщу в следующем письме…
Пиши, как будет время».
К сожалению, других писем от Блохина-Сталина в деле нет. Интересно, удалось ли ему поменять фамилию?
