Цитаты Кастанеды. Книга 10. Пожиратели сознания
В 10-й книге Дон Хуан впервые говорит о неорганических существах — летунах, пожирателях сознания.
— Теперь подходящее время суток, чтобы сделать то, о чем я тебя прошу, – сказал он. – Для этого требуется на одно мгновение напрячь внимание. Не прекращай, пока не заметишь эту быструю черную тень.
Я увидел-таки некую странную черную тень, которая легла на листву деревьев. Это была то ли одна тень, двигавшаяся туда-сюда, то ли множество быстрых теней, двигавшихся то слева направо, то справа налево, то вертикально вверх. Они напоминали мне необыкновенных толстых черных рыб, как будто в воздухе летала гигантская рыба-меч. Зрелище захватило меня. В конце концов оно меня испугало. Стемнело настолько, что листва перестала быть различима, но быстрые черные тени я всё еще мог видеть.
— Что это, дон Хуан? – спросил я. – Я вижу быстрые черные тени, заполнившие всё вокруг.
— А это Вселенная во всей ее красе, – ответил он, – несоизмеримая, нелинейная, невыразимая словами реальность синтаксиса. Мистики древней Мексики были первыми, кто увидел эти быстрые тени, так что они всюду преследовали их. Они видели их так, как их видишь ты, и они видели их как потоки энергии во Вселенной. И они обнаружили нечто необычное.
Он замолчал и посмотрел на меня. Его паузы всегда были исключительно своевременны. Он всегда умолкал, когда у меня с языка был готов сорваться вопрос.
— Что же они обнаружили, дон Хуан? – спросил я.
— Они обнаружили, что у нас есть компаньон по жизни, – сказал он, чеканя слова. – У нас есть хищник, вышедший из глубин космоса и захвативший власть над нашими жизнями. Люди – его пленники. Этот хищник – наш господин и хозяин. Он сделал нас покорными и беспомощными. Если мы бунтуем, он подавляет наш бунт. Если мы пытаемся действовать независимо, он приказывает нам не делать этого.
Вокруг нас была непроглядная тьма, и это, казалось, обуздывало мою реакцию. Будь сейчас день, я смеялся бы от всего сердца, в темноте же я был совершенно подавлен.
— Вокруг нас черным-черно, – сказал дон Хуан, – но если ты взглянешь уголком глаза, то все равно увидишь, как быстрые тени носятся вокруг тебя.
Он был прав. Я все еще мог их видеть. Их пляска вызывала у меня головокружение. Дон Хуан включил свет, и это, казалось, обратило их в бегство.
— Ты благодаря лишь собственным усилиям достиг того, что шаманы древней Мексики называли “вопросом вопросов”, – сказал он. – Я окольными путями подводил тебя к тому, что нечто держит нас в плену. Разумеется, мы пленники! Для мистиков древней Мексики это было энергетическим фактом.
— Почему же этот хищник “захватил власть”, как ты об этом говоришь, дон Хуан? – спросил я. – Этому должно быть логическое объяснение.
— Этому есть объяснение, – ответил дон Хуан, – и самое простое. Они взяли верх, потому что мы для них пища, и они безжалостно подавляют нас, поддерживая свое существование. Ну, вроде того, как мы разводим цыплят в курятнике, они разводят людей в “человечниках”. Таким образом, они всегда имеют пищу.
Я почувствовал, что моя голова болтается из стороны в сторону. Я не мог выразить свое недовольство и огорчение, но дрожь моего тела выдавала их. Я трясся с головы до пят безо всяких стараний со своей стороны.
— Нет, нет, нет, – услышал я свой голос. – Это бессмыслица, дон Хуан. То, что ты говоришь, – это нечто ужасное. Это просто не может быть правдой, ни для мистиков, ни для обычных людей, ни для кого.
— Почему? – тихо спросил дон Хуан. – Почему? Потому, что это приводит тебя в бешенство?
— Да, это приводит меня в бешенство, – отрезал я. – Это ужасно!
— Ну, – сказал он, – ты еще не слышал всего. Подожди немного, посмотрим, каково тебе будет. Я собираюсь ошеломить тебя. Иначе говоря, я собираюсь подвергнуть твой рассудок массированной атаке, и ты не сможешь встать и уйти, потому что ты пойман. Не потому, что я держу тебя в плену, а потому, что нечто в твоей воле препятствует твоему уходу, в то время как другая часть тебя собирается прийти в настоящее неистовство. Так что возьми себя в руки!
Во мне было нечто, что, как я чувствовал, жаждало сурового обращения. Он был прав. Я не покинул бы его дом ни за что на свете. Но все же мне совсем не была по вкусу та чушь, которую он нес.
— Я хочу воззвать к твоему аналитическому уму, – сказал дон Хуан. – Задумайся на мгновение и скажи, как ты можешь объяснить противоречие между образованностью инженера и глупостью его убеждений и противоречивостью его поведения. Мистики верят, что нашу систему убеждений, наши представления о добре и зле, нравы нашего общества дали нам хищники. Именно они породили наши надежды, ожидания и мечты по поводу успехов и неудач. Им мы обязаны алчностью и трусостью. Именно хищники сделали нас самодовольными, косными и эгоцентричными.
— Но как же они сделали это, дон Хуан? – спросил я, несколько раздраженный его словами. – Они что, нашептали нам все это во сне?
— Нет конечно, что за глупости! – с улыбкой сказал дон Хуан. – Они действовали куда более эффективно и организованно. Чтобы держать нас в кротости и покорности, они прибегли к изумительному маневру – разумеется, изумительному с точки зрения воина-стратега. С точки же зрения того, против кого он направлен, этот маневр ужасен. Они дали нам свой разум! Ты слышишь? Хищники дали нам свой разум, ставший нашим разумом. Разум хищника изощрен, противоречив, замкнут и переполнен страхом того, что в любую минуту может быть раскрыт.
— Я знаю, что несмотря на то, что ты никогда не голодал, – продолжал он, – ты беспокоишься о хлебе насущном. Это не что иное, как страх хищника, который боится, что его трюк в любое мгновение может быть раскрыт и еда может исчезнуть. Через посредство разума, который в конечном счете является их разумом, они вносят в жизнь человека то, что удобно хищникам. И таким образом они в какой-то мере обеспечивают свою безопасность и смягчают свои страхи.
— Не то чтобы я не мог принять все это за чистую монету, дон Хуан, – сказал я. – Всё может быть, но в этом есть нечто настолько гнусное, что не может не вызывать во мне отвращения. Оно побуждает меня возражать. Если правда то, что они пожирают нас, то как они это делают?
Лицо дона Хуана озарилось широкой улыбкой. Он был доволен как ребенок. Он объяснил, что мистики видят человеческих детей как причудливые светящиеся шары энергии, целиком покрытые сияющей оболочкой, чем-то вроде пластикового покрытия, плотно облегающего их энергетический кокон. Он сказал, что хищники поедают именно эту сверкающую оболочку осознания и что, когда человек достигает зрелости, от нее остается лишь узкая каемка от земли до кончиков пальцев ног. Эта каемка позволяет людям продолжать жить, но не более того.
Будто сквозь сон до меня доносились слова дона Хуана Матуса о том, что, насколько ему известно, только люди обладают такой сверкающей оболочкой осознания вне светящегося кокона. Поэтому они становятся легкой добычей для осознания иного порядка, в частности – для мрачного осознания хищника.
Затем он сделал наиболее обескураживающее заявление из всех сделанных им до сих пор. Он сказал, что эта узкая каемка осознания является эпицентром саморефлексии, от которой человек совершенно неизлечим. Играя на нашей саморефлексии, являющейся единственным доступным нам видом осознания, хищники провоцируют вспышки осознания, после чего пожирают уже их, безжалостно и жадно. Они подбрасывают нам бессмысленные проблемы, стимулирующие эти вспышки осознания, и таким образом оставляют нас в живых, чтобы иметь возможность питаться энергетическими вспышками наших мнимых неурядиц.
— Мистики древней Мексики, – говорил он, – видели хищника. Они называли его летуном, потому что он носится в воздухе.
Человек, которому предназначено быть мистическим существом, уже не является таковым. Теперь он простой кусок мяса. Заурядный, косный и глупый, он не мечтает больше ни о чем, кроме куска мяса.
……………………….
Мистики понимают под дисциплиной способность спокойно противостоять неблагоприятным обстоятельствам, не входящим в наши расчеты.
— Мой учитель, нагваль Хулиан, предупреждал всех своих учеников, – продолжал дон Хуан, – что это самый тяжелый день в жизни мистика, ведь тогда наш реальный разум, вся совокупность нашего опыта, тяготевшая над нами всю жизнь, становится робкой, неверной и зыбкой. Мне кажется, настоящее сражение начинается для мистика именно в этот момент. Всё, что было прежде, было лишь подготовкой.
— Разум летуна улетучивается навсегда, – сказал он, – когда мистику удается подчинить себе вибрирующую силу, удерживающую нас в виде конгломерата энергетических полей. Если мистик достаточно долго будет сдерживать это давление, разум летуна будет побежден. И это как раз то, что ты собираешься сделать – обуздать энергию, удерживающую тебя как целое.
— Видишь ли, у разума летуна нет соперников, – продолжал дон Хуан. – Когда он утверждает что-либо, то соглашается с собственным утверждением и заставляет тебя поверить, что ты сделал что-то не так. Разум летуна скажет, что всё, что говорит тебе Хуан Матус, – полная чепуха, затем тот же разум согласится со своим собственным утверждением: “Да, конечно, это чепуха”, – скажешь ты. Вот так они нас и побеждают.
— Летуны – необходимая часть Вселенной, – продолжал он. – И их нужно принимать за то, чем они действительно являются, – за внушающих ужас монстров. Но на самом деле они являются средством, с помощью которого Вселенная экзаменует нас.
— Мы – энергетический зонд, созданный Вселенной, – сказал он таким тоном, как если бы говорил нечто давно мне известное. – И поэтому мы владеем энергией, данной нам для того, чтобы Вселенная могла осознавать самую себя. Летуны – это безжалостный вызов. Их нельзя принимать ни за что другое. Если мы преуспеем в этом, Вселенная позволит нам продолжать.
— Не пытайся от них отмахнуться, – твердо произнес он. – Вознамерь их прочь. Установи вокруг себя энергетический барьер. Будь безмолвным, и этот барьер воздвигнется из твоего безмолвия. Никто не знает, как это получается. Это одна из тех вещей, которые древние мистики называли энергетическими фактами. Останови свой внутренний диалог – вот всё, что требуется.
Дон Хуан вбил в меня аксиому мистиков: “Воины-путешественники непринужденно, щедро и с необычайной легкостью воздают за любое оказанное им расположение, за любую услугу. Таким образом они снимают с себя ношу невыполненного долга”.
Чтобы человек понял, что ему есть для чего жить, у него должно быть то, за что стоит умереть.
— Если тебе не за что умирать, – как-то сказал мне дон Хуан, – как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего жить? Две эти вещи идут рука об руку, и смерть – главная в этой паре.
Заканчивается 10-я книга тем, что Карлос прыгает в пропасть в Мексике, а затем обнаруживает себя уже в Лос-Анджелесе и идёт в ресторан Шипа, чтобы позавтракать.
В ту ночь, у стойки ресторана Шипа, я понял, о чем говорил дон Хуан. Я был воином-путешественником. Лишь энергетические факты были важны для меня. Всё остальное было приправой к ним, не имевшей никакого значения.
Да, я прыгнул в пропасть, сказал я себе, и не погиб, потому что, прежде чем достигнуть дна ущелья, я позволил темному морю осознания поглотить себя. Я подчинился ему без страха и сожаления. И это темное море снабдило меня всем необходимым для того, чтобы не умереть, а очутиться в своей постели в Лос-Анджелесе. Еще два дня назад такое объяснение ничего бы не значило для меня. В три часа ночи в ресторане Шипа оно было для меня всем.
P.S. 10-я книга автора очень и очень интересная, её даже можно назвать «Его прощальный поклон», сейчас я читаю 11-ю книгу, она небольшая и это скорее суммарный набор самых важных цитат первых десяти книг.
